Когда я писал The Drowned Cities я наблюдал за событиями, наподобие действий висконсинского профсоюза, выступающего против попыток губернатора штата лишить их прав на заключение сделок, и слушал радио-дебаты, участники которых горели желанием раскритиковать любого, кто не похож на них. Также я думал над фактом, что Китай растет и производит возобновляемую энергию огромными темпами, пока все мы стоим на месте, чешем в затылке, жалуемся на цены на газ и размышляем, как будут гореть нефтеносные пески. И я начинаю подозревать, что все это является началом настоящего политического провала — момента, когда мы прекратим общаться друг с другом, прекратим осознавать фундаментальные реалии нашего будущего и вместо этого начнем бить друг друга за малейшее различие. Во всем мире есть множество примеров того, что происходит, когда политический диалог терпит крах. Я всего лишь выбрал самые ужасные куски и смешал их с нашей собственными американскими проблемами.

Идея миротворчества занимает значимое место в книге, и, я думаю, представляет реалистичный взгляд на проблему войны и мира. Малия часто думает о своем отце-миротворце, которого она любит и которым восхищается. Но в то же время над миротворцами насмехаются те, кто остается позади. И противоборствующие стороны не прекращают сражаться. Думаете ли вы, что война в нашем мире является непобедимой константой? Почему некоторые насмехаются над миром? Настанет ли когда-нибудь мир в Затонувших городах?

Меня всегда интересовало равновесие между войной и миром, и методы каждого состояния. Войну всегда можно избежать, просто кто-то решает пойти и убить кого-то еще. Это осознанный выбор. И нем не менее войны всегда кажутся неизбежными, потому что одна из сторон решила, что другого выхода нет. И тогда вторая сторона вынуждена выбирать между самозащитой или полным уничтожением. И вот уже у вас есть растущие темпы насилия, которое так сложно остановить.

Я всегда очень осторожно отношусь к удовлетворяющим все вопросы ответам на тему войны и мира. Целые книги написаны на тему того, почему мы применяем насилие для решения наших проблем и как его прекратить. Иногда война действительно остается единственным законным решением. Но есть одна вещь, к которой я возвращаюсь каждый раз. Нужно опасаться людей, которые легко скатываются в воинственную риторику, обсуждая своих политических врагов. Думаю, это очень скользкое место, и когда я вижу людей, готовых раздуть пламя ненависти и различий, тогда я обращаю на это внимание, потому что это именно эти люди, у которых есть такие простые и заманчивые ответы, пугают больше всего.

В Затонувших городах никому нет дела до того, что война продолжается, пока идут поставки отходов и древностей. Гражданская война в Затонувших городах приносит прибыль. Так что пока какая-нибудь значительная и мощная фракция не обретет контроль над местностью и не принудит обе стороны к миру, или же пока прибыль не снизится до нуля, война будет длиться.

Тул. Мне он тоже нравится. О будущем этого персонажа я больше всего размышлял, когда закончил читать Ship Breaker. И вот я открываю The Drowned Cities и тут же встречаю сцену, описывающую его как никого другого. Как вам удалось заставить меня полюбить машину для убийства? Откуда он взялся? Почему я так его люблю даже несмотря на факт, что он может убить мня и сожрать мое сердце в считанные секунды?

Тул всегда был моим любимым персонажем. Как только я задумал его этой странной смесью человека, гиены, тигра и собаки, он обрел жизнь. В подростковом возрасте мне всегда нравилось читать о воинах-убийцах — Конане-Варваре, короле Кулле, Росомахе и других. Тул — это мой Конан, неостанавливаемый, неустанный воин, внушающий страх всем встречным. Абсолютный изгой. Обычное человеческое общество презирает и не доверяет ему, потому что он другой. И это одна из тех деталей, которые больше всего мне в нем нравится — то, как он наблюдает и судит обо всех со своего собственного угла на обочине, и он способен оценивать нас не так, как мы рассматриваем себя. Когда я писал Ship Breaker, я знал, что я еще вернусь к этому персонажу в других книгах, поскольку он такой многослойный, интригующий и о нем так весело писать.

Что мне особенно нравится в Туле, так это то, что он отличается от других полукровок. У него нет хозяина. Во время чтения The Drowned Cities я задавался вопросом, не являются ли он и его свободное желание частью чего-то большего. Лично мне он кажется блестящим примером самостоятельности в тяжелые времена.

Независимость Тула вызывает такой интерес, потому что она нелегко ему далась. Его растили и обучали подчиняться. Его предназначением были убийства. Ему дали наставника, религию и моральный кодекс для работы, а потом его послали на войну во имя интересов своих хозяев. Но в какой-то момент он остановился и задумался, почему он сражается в стольких битвах, почему он пролил столько крови, он начинает размышляет о своем предназначении.

Когда я смотрю на сегодняшнюю Америку, я поражаюсь той легкости, с какой мы начинаем бить в барабаны войны. Мне кажется, отчасти это происходит потому, что у нас теперь профессиональная армия. У нас есть превосходные инструменты для войны и убийств, и мы используем их без разбора, потому что большинство из нас ничем не рискует. Мы можем сказать "поддержи наши войска" или помахать флагами, но я не могу представить, чтобы наше общество поддержало хотя бы одну войну, в которой сражалась американская армия за последние десятилетия, если бы армия состояла не из контрактников, а из призывников. Если бы каждому, от богатейших исполнительных директоров до беднейших ребятишек в Балтиморе, было что терять, я думаю мы бы гораздо осмотрительнее решали вопросы использования военной силы.

Тул верит в войну и сражения. Это основополагающая составляющая его строения и образа мыслей. Но он не дурак. Он освободился от своих хозяев, потому что они не заслуживали его верности. Они слишком жаждали крови и бездумно тратили жизни своих солдат, а такое поведение Тул презирает даже больше, чем пацифизм.

В детстве когда я частенько жаловался на что-то, что я не хочу или не могу сделать, мама всегда напоминала мне, что у меня есть руки и ноги и что я должен быть благодарен за их существование и те возможности, которые они для мня открывают. В The Drowned Cities воюющие фракции завели привычку отрубать руки и ноги, во многом для того, чтобы оставлять человека беспомощным. Малия является одной из таких жертв, но у нее такие запасы внутренней силы, что они легко помогают ей пережить потерю руки. Тул также считается чем-то меньшим, чем обычный мужчина, тем не менее по сравнению со встреченными им ужасными "настоящими" людьми он обладает огромной силой. Как по мне, так в романе скрыто множество сообщений о силе, как внутренней, так и настоящей внешней. Как бы вы определили их?

Одна из самых интересных вещей, касающихся детей-солдат заключается в том, что они наделены слишком большой силой. У них есть оружие, правда? У них окончательная власть над жизнью и смертью. Но если вы посмотрите, где используются дети-солдаты, то увидите, что у них есть сила, но нет поддержки. Они — жертвы взрослых, которые решили использовать их и низвели их до такого состояния.

В Затонувших городах дети отвечают за всю стрельбу, но именно взрослые решают, в кого и когда стрелять. И вот что еще действительно важно для меня — мы оцениваем не только физическую власть над людьми, но и роль влияния, которое одни люди имеют над другими и тем самым заставляют выполнять свои поручения. Я уже давно решил, что одна из самых ироничных вещей, связанных с нашим миром, заключается в том, что мы, взрослые, постоянно говорим детям, что знаем, что для них лучше, и при этом постоянно творим ужасные вещи, которые аукнутся в их будущем. Мы отказываемся инвестировать в образование наших детей, отказываемся ограничивать выбросы углерода в атмосферу, ведем банальные войны ради банальных целей. У нас есть власть, но используем мы ее очень плохо.

Но еще одна интересная вещь, связанная со властью, заключается в том, что она не является неотъемлемой частью нашей жизни. Наши лидеры обладают властью только потому, что мы решили их подчиняться. Дети признают власть родителей. Но всегда есть и другой путь — вызов. Как по мне, Малия очень ясно символизирует это. Люди хотят забрать ее силу. Они говорят, что она хуже других людей, потому что ее отец является миротворцем. Они отрубают ей руку и пытаются унизить ее, но она никогда этого не примет. Она продолжает бороться, несмотря на то, что остальные постоянно пытаются утвердить свою власть над ней. Не то, чтобы у нее самой была какая-то власть, но она сама отказывается кому-нибудь подчиниться, неважно, насколько сильно на нее давят.

Мне нравится то, как вы изобрели целый мир с собственными языком, историей и географией. Мне также нравится, как книга и персонажи стоят сами по себе и в то же время идеально связаны с Ship Breaker. Не могли бы вы рассказать нам немножко о своем писательском процессе, особенно о том, как вы справляетесь с запутанным аспектом создания миров? Знали ли вы о том, что напишите книгу-спутницу в то время, когда работали над Ship Breaker? Ждут ли нас еще книги, действие которых протекает в этом ярком мире?

Я вообще не собирался писать The Drowned Cities таким образом. Я написал ужасное прямое продолжение Ship Breaker, а потом задумался, как бы исправить эту плохую книгу. Потом я с ужасом осознал, что только одна часть истории заслуживает спасения, и это была часть, посвященная постоянной войне между Затонувшими городами. Война, ее причины и влияние на людей сильно заинтересовали меня, вот я и решил сосредоточиться на этом.

Строительство миров представляется мне многослойным процессом. Я смотрю на вещи как на физический, культурный, исторический, технологический и экологический слои моего выдуманного мира и ищу, как бы заставить эти слои взаимодействовать друг с другом. Я начинаю с общей концепции, скажем, что я собираюсь написать о сломанной Америке с детьми-солдатами, а затем я начинаю строить предположения на этой основе. Как мир докатился до этого? Кто его возглавляет? Как эти дети выживают день за днем? Как они сражаются? Кто их набирает? Где они достают оружие? И каждый из этих вопросов дает не только понимание политики, но еще и культуры. Дети будут украшать оружие счастливыми символами Соединенного Фронта Патриотов Армии Бога. Они будут использовать патронташи и шрамы для обозначения своей принадлежности, потому что они слишком бедны, чтобы позволить себе опрятную форму. Оружие является редкостью, так что обладание стволом становится символом статуса. Каждый аспект мира что-то добавляет в другие.

А еще остаются вопросы о том, как изменился мир: как на него повлияло глобальное потепление? Как изменились флора и фауна? Как изменилась природа? Насколько большими могут стать аллигаторы, если люди не будут так сильно вторгаться в их жизнь? Как далеко на севере могут жить питоны в дикой природе? В Drowned Cities появился новый вид, гибрид волка и койота, который занял освободившуюся нишу в окружающей среде. Койволки рыщут в ночи. И по мере того, как происходят все эти вещи, они в ответ влияют на человеческую культуру. Люди загоняют животных в загоны по ночам чтобы уберечь от блуждающих койволков. Язык принимает во внимание новые обстоятельства. Опыт рождает новые метафоры и сравнения. Холодный как койволк. Это всего лишь несколько примеров того, как каждая деталь, которую ты добавляешь в повествование, влияет на развитие мира, и чем больше ты позволяешь последствиям влиять на другие слои мира, тем более реальным он кажется.

Конечно, другие последствия построения мира таких масштабов открывают для меня новые вопросы как для писателя. Мне интересно посмотреть, что происходит в других частях этого мира. Так что да, я определенно вернусь сюда еще.

Оригинал

Следующий гость: Уильям Гибсон